Последний человек на земле стоял у обрыва и молча смотрел вдаль. Там, на горизонте, где море тонуло в небе, редкие облака беззвучно плыли над спокойной как знойный воздух, водой. Время остановилось. Ничто не нарушало абсолютный покой, и Путник отдавался ему всем своим «Я». Он дышал небом, он утопал в нем. Он слушал тишину. Абсолютную бездонную тишину. Больше в мире для него ничего не было – он с рождения был слеп. Да ему ничего и не было нужно. Кроме него на земле не осталось ни единой живой души, и его это не тревожило. Его вообще ничего не тревожило – сейчас он был тем самым небом – безмолвным, безразличным ко всему, но безгранично живым. Живым своей невозможностью. Безликим и бессмысленным – именно таким, какой и должна быть настоящая жизнь – наполненная до краев плотной, безапелляционной и слепой самодостаточностью.
Он никогда не видел людской тоски, не пытался любить или верить – и даже то, что он, возможно, когда-то помнил, сейчас исчезло в поклоне перед этим глубоким синим небом. Время остановилось. Тихое, беззвучное море почти осязаемого покоя – и последний человек на земле. Единственный, по-настоящему живой. Вечность абсолютного покоя – и больше ничего. Здесь нет границ людским возможностям – и нет смысла что-то делать. Нет Времени – и нет Вечности. Это не смерть, и даже не жизнь. Это – мир. Такой, каким он был до человека. И мир, каким он снова стал теперь. Покой и тишина. И больше ничего. Теперь время остановилось.
И уже не сдвинулось с места.
Грей тихо смотрел на тлеющие угольки уже успевшего погаснуть костра. Никто из сидящих рядом не проронил ни звука. Старик, закрыв глаза, полной грудью дышал этой ночью – ему самому никто не был нужен.
– Старик… – неуверенно заговорил Грей, – а этот… Путник… А он и правда был последним человеком на земле?
Старик медленно открыл глаза и посмотрел на Грея. Последний человек на земле?
– А какая разница? – вместо ответа спросил он.
