Это был тот день, когда я вернулся к себе. В тот день я стоял у берега озера и слушал его дыхание. Я просто оборачивался назад и видел всю свою прожитую жизнь. И вот я смотрел, и, вроде бы даже видел. Там было все, что угодно. Все, кроме меня. И ведь жизнь-то моя, и все прожитое – тоже мое. Но теперь у меня не было ничего. Ни радости, ни боли – и даже мечты. И дело не в том, что я ее потерял, наоборот – я пришел сюда без нее. Там, в колыбели я пытался понять этот мир, сообразить, где я, и что мне теперь делать. Вот с тех пор ничего и не изменилось. Я учился жить у других людей. Жить, чего-то хотеть, добиваться этого чего-то. Смешно, правда? – я учился у других людей! У тех, кто сам никогда не знал, зачем они тут. Они все точно так же смотрели друг на друга и подражали во всем. И, выходит, истины никогда и не было.
А сейчас я был один на один с собой. Я сделал то, что хотел, как научился. Я стал тем, кем мир хотел видеть меня. Я выплатил этот долг. И все закончилось. Я вышел на сцену, отыграл спектакль, и ушел обратно за кулисы. Сейчас я не видел смысла играть следующие акты – они так же бессмысленны, как тот, что я уже сыграл. Здесь мне делать уже было нечего. Но если не здесь, то где? И если не этот сценарий, то какой? Спросить не у кого. А сам я не знаю. И вот я смотрю на мам, которые гуляют тут со своими детьми, и думаю: они-то счастливы. Их научили, как быть счастливыми, и они свято берегут эту тайну. А я ее знаю. Счастливы – потому что заняты. Потому что им некогда задумываться о смысле, у них есть цель. А у меня уже нет. И я даже не знаю, как реагировать – ведь эмоций-то тоже не осталось.
Это был тот день, когда я вернулся к себе. Я не знаю, когда это было, сколько прошло вашего времени – я с тех пор не прожил и дня. Я и сейчас стою у того озера и слушаю его дыхание. И больше мне здесь делать нечего. Так странно.
* * *
Грег присел за стол, провел рукой по сухим доскам, смахивая на пол песок. Окна тут, кажется, никогда не были застеклены, а дверь оказалась недолговечнее стола. Песок был повсюду – на полу, стульях, мебели, даже на люстре. Зрелище необычайно красивое – в комнате царил полумрак, и светло-красные песчинки отливали черно-бордовым металлом. Грег посмотрел по сторонам – к его удовольствию все выглядело уже не так, как в тот момент, когда он сюда вошел. Только теперь он увидел выцветший кусок бумаги в рамке на стене – все, что осталось от какой-то картины. Потолок был иссечен тонкими неглубокими бороздами, как будто его промывали песком. Собственно, местные бури только тем и занимались. Грег устал – сегодня он прошел от горы Альба на север километров тридцать – в его возрасте это почти подвиг. Когда он вошел в город, солнце клонилось к закату, а со стороны пустыни уже было слышно надвигающуюся бурю. Ночь обещала быть чертовски уютной. Только нужно поискать дом со стеклами, а то через пару часов тут будет просто нечем дышать.Вставать очень не хотелось, по ногам растекалась приятная истома, будто всю дорогу только этого и ждала. Но Грег заставил себя подняться. Город небольшой и очень ветхий, и найти укрытие может оказаться не так просто.
Он пошел вдоль шоссе, вглядываясь в окна старых, но как будто еще живых домов. Здесь строили из кирпича, естественно, красного, и все это, возможно, простоит еще лет сто. Дома заметно просели, почти у каждой двери намело так много песка, что можно было подумать – тут жили карлики. И вот так, закопавшись, они чем-то напоминали котят, которые умостились в пододеяльнике и сладко спят. Теперь тут очень сухо, и растительности почти нет, а вот когда-то, Грег был уверен, по заборам и стенам плелись пышные виноградники, а вдоль шоссе по обочинам росла высокая мягкая трава. Почему-то подумалось, что она тоже была красной. Грег сам себе улыбнулся – хоть Марс и красная планета, но ведь это теперь, когда на поверхности не осталось воды. А тогда этот мир был таким же разноцветным, как и Земля. Здесь было здорово. Не то, чтобы тихо, но спокойно. Только попав сюда, Грег понял, что прятался не от шума, а от людей. От их мыслей, вечного беспокойства, суеты и усталости. Тут всего этого не было. Мертвый Марс оказался живее живой Земли. Он просто спал. Уже лет триста спал, и не важно, что, может быть, никогда и не проснется – все равно это был сон. Потрясающий мирный и спокойный сон. В тот момент, когда Грег это понял, ему показалось, что он почувствовал вечность. Она была прекрасной. Той единственной во всем мире, что укутала его в покой и сказала – нет, даже не сказала – объяснила, что торопиться теперь некуда, что у него больше никогда не будет проблем, тревог, тоски. А вечность – она оказалась осязаемой, теплой, даже больше того – он чувствовал себя на дне океана – только тут было светло и свободно. А еще ею было легче дышать.
Он гулял. Все время он просто ходил вдоль шоссе, от города к городу, заглядывал в дома. Пытался увидеть, прикоснуться к той спящей минувшей жизни марсиан. Ему казалось, что раньше, когда эти города кипели жизнью, тут было не лучше, чем на Земле. Когда-то давно, лет триста назад. А теперь тут прекрасно. Грег не тревожил сон этой дивной планеты, он даже в каком-то смысле засыпал вместе с ней. Каждый новый город открывал ему новую грань на первый взгляд абсолютно безликого сна. Но это было не так – каждая песчинка тут была целым миром и помнила свою историю. Дома – маленькие коттеджи, землянки и небоскребы – все они жили вне времени. Это люди постоянно меняются, вечно переделывая историю, гонясь за «завтра» и не замечая ни «вчера» ни даже «сегодня». А вот дома, дороги, каньоны и пирамиды живут одновременно во все времена, не «тогда» и «сейчас», а постоянно. Сквозь время из прошлого в настоящее, и наоборот – из настоящего в прошлое они остаются теми же. У них времени нет. И Грегу это казалось чем-то волшебным. На Земле его давно бы окрестили сумасшедшим. Тут он мог себе это позволить.
Начинало темнеть. Оба спутника, Фобос и Деймос, спрятались где-то за горизонтом, а вот над Альбой поднималась Земля. Красивый голубой полумесяц – сегодня он был размером с крупное яблоко. Грег помнил, что еще две недели она будет расти, а потом снова станет маленькой, как горошина.
Грег нашел большой особняк с еще не развалившимся забором и толстой тяжелой дверью из мореного дуба. Окна были застеклены, но на первом этаже через них ничего не было видно – местные песчаные бури щедро украсили стекла витиеватыми узорами тонких бороздок. Такие одноцветные матовые витражи. Грег прошелся по комнатам, поднялся на второй этаж. Тут к его несказанной радости был камин. А рядом с камином лежала вязанка дров. На всю ночь не хватит, но к тому времени, когда костер потухнет, Грег уже будет спать.
Огонь разжигался долго, очень неохотно, но в какой-то момент, видимо поняв, что Грег не отвяжется, сдался, и почти сразу комната наполнилась восхитительным запахом горящей сосны. Грег удовлетворенно уселся в кресло и протянул ноги к решетке камина. Солнце к тому времени уже село, буря пришла в город и по окнам застучали тонкую барабанную дробь маленькие марсианские песчинки. Иногда из каминной трубы доносился вой ветра, но не злой, а как в детстве – задорный, уверенный в себе, в общем, классный вой. А Грег грелся, пил чай и слушал долгий громкий сон планеты.
– Здорово как, а? – послышался голос.
Грег недовольно открыл глаза. Какого дьявола, он же тут один!
На соседнем кресле, точно так же протянув ноги к огню, сидел какой-то человек. Из-за сильного контраста света от камина и окружавшей их темноты, Грег не мог нормально рассмотреть лица незваного гостя. Зато он оценил его наряд – длинный плащ, темные туфли с серебряным носком и шерстяные брюки в клетку. «Ему бы цилиндр еще», – почему-то подумал он.
– Что вы тут делаете?
Незнакомец удивленно вскинул брови.
– Я думал, вы спросите, кто я, – помедлив, ответил он.
– Да мне плевать, кто вы, – вздохнул Грег. – Почему вы тут?
– А что в этом странного? – незнакомец лукаво улыбнулся. – Расслабьтесь, все нормально. Я хочу просто поговорить.
Грег откинулся на спинку своего кресла. Этого еще не хватало.
– Послушайте, – сказал он, – я тут на всей планете один, ясно? Вас тут быть не может. Не должно.
– Меня зовут Столлман, – как будто не замечая издевки, сказал гость, – Эдвард Столлман. Я ваш психолог.
Теперь Грег вспомнил. Ему показывали этого человека на Земле три года назад, но никакого договора они не заключали.
– Мы с вами не работаем, – напомнил Грег.
Столлман пожал плечами.
– Это смотря как понимать работу, – сказал он. – Вы почему злитесь-то, а? Ведь я не враг и не отниму у вас много времени. Я просто ждал, пока вы отдохнете с дороги, не хотел мешать.
А правда, почему? Грег перевел взгляд на огонь. Потом, подумав, подался вперед и бросил в костер полено. Пышный сноп искр, разлетаясь во все стороны что-то довольно прошипел. Грег проводил взглядом эти искры, с удовольствием уследив, что они закружились в тонком смерче, а потом снова вернулся мыслями к собеседнику.
Что ж его так раздражает?
– Вы хотели поговорить, – напомнил Грег. – Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее я от вас избавлюсь, верно?
– Верно, – легко согласился Столлман. – Приступим?
Грег молча кивнул.
– Хорошо, – Столлман потер ладони. – Я постараюсь не затягивать.
– Спасибо, – снова кивнул Грег.
– Вы сейчас на Марсе, Грег, – проникновенно заговорил Столлман, и его изменившийся голос показался Грегу смешным. – Вы в марсианском городе, в особняке жжете костер…
– Вы это хотели мне сказать? – удивился Грег.
– Нет, погодите. Вы один. На Марсе. Вам не кажется это странным?
Грег фыркнул.
– Что в этом странного?
– Ну ладно, – вздохнул Столлман, и его голос снова стал обычным. – Я поясню. Вы наслаждаетесь одиночеством, но выбрали какой-то странный, практически невозможный способ. Попасть на Марс люди еще не могут.
– Это вы не можете, – огрызнулся Грег.
– Вы тоже не можете, – Столлман терпеливо проглотил грубость. – Никто не может, поймите. Не изобрели еще таких ракет, чтобы привезти сюда людей.
– Ну ладно, я понял, – ухмыльнулся Грег, – вы сейчас пытаетесь убедить меня в том, чего не может быть. Или в том, чего по-вашему не может быть. Вы сами не видите? Я УЖЕ на Марсе.
– Один… – попытался заговорить Столлман, но Грег не дал ему закончить.
– Я уже два с половиной года тут, понимаете? – Не нужно мне говорить, что это невозможно. И если вы хотите вернуть меня на Землю, то у вас ничего не выйдет – мне тут настолько хорошо, что вы и все вам подобные можете катиться к черту. Тем более что ВЫ сюда попасть не можете. Как вы справедливо заметили, таких ракет еще не изобрели.
– Ладно, – не унимался Столлман, – тогда подумайте вот о чем. На Марсе нет городов. Нет домов, дорог, особняков с каминами.
– Ну да, – засмеялся Грег. – Я вижу.
– Как вы не понимаете, – говорил Столлман, – На Марсе нет даже воздуха, поймите! Вы видели восходящую Землю размером с яблоко, а этого быть не может – с Марса она выглядит как маленькая звездочка!
– На Марсе есть воздух, – отрезал Грег. – Вы астрономию не учили?
– Ну ладно, – сдался Столлман, – воздух есть. Но он другой совсем, им нельзя дышать. Там почти нет кислорода, там полно углекислого газа, азота, аргона…
– В Земном воздухе тоже есть углекислый газ, азот и куча всякой другой дряни, – снова перебил Грег. Он вдруг понял, почему его раздражает Столлман. Не своей дурной проповедью, что жизни тут никогда не было, и даже не тем, что явился без приглашения. Столлман был чужим, таким же как все другие люди – человеком, перед которым Грег не мог оставаться открытым. Марсианская вечность приняла его в свои объятия и не задает вопросов. Здесь, в пятидесяти пяти миллионах километров от человечества, Грег стал свободным от общества, а значит и от страхов. Он был посвящен только себе, и весь этот мир принадлежал ему одному. Здесь он был таким, каким хотел, без оглядки на чужое мнение. А Столлман влез в эту гармонию и напомнил о том, что люди приносят несвободу. Когда ты свободен, тебе нужен целый мир. Когда в этом мире появляется другой человек, ему приходится отдать половину. И самое ужасное то, что ты никогда не знаешь, где эта половина. То есть, фактически, ты отдаешь ему ВЕСЬ МИР. А Марс – это его, Грега мир. Его. И даже не по праву – в этой свободе никаких оправданий никогда не было нужно. Просто это так.
– … ведь так не бывает, слышите? – говорил Столлман. Надо же, все это время он что-то самозабвенно говорил… – Не бывает! – Грег вдруг увидел, что Столлман злится. Видимо заметил, что Грег его не слушал. – Поймите же меня! Нет на марсе атмосферы. Нет городов, все это какой-то сон.
– Сон, – согласился Грег. – Весь Марс спит.
– Да нет же, не тот сон! – Столлман с трудом подбирал слова. – Все, что вы видите, всего этого нет. Нет, понимаете?
– Понимаю, – с издевкой в голосе произнес Грег. – Но и вы меня поймите. Я на Марсе один. Слышите? Вас тут быть не может.
– Вот именно! – Столлман ухватился за эту фразу как за соломинку, – это все может означать только одно! То, что вы спите…
– Нет, – отрезал Грег. – Это все означает то, что ВАС ТУТ НЕТ. Я на Марсе один. И я на Марсе. Смиритесь.
И Грег засмеялся, глядя, как в воздухе растворяется фигура Столлмана. Нет его здесь. И никогда не было.
А вот в камин еще нужно подкинуть дров.
-----------
Сидоренко Евгений
январь 2013
